Несколько дней минули в напряжении, ведь каждый вечер они оба – Ингрида и Клаудиюс – садились перед компьютером и слушали длинные, длинные до бесконечности гудки скайпа, подтверждавшие, что там, на другом конце виртуальной линии, с ними говорить не хотят. Ингрида теперь ночевала в спальне «Беатрис». Свой мобильный она оставляла на ночь на столике в кухне их домика из красного кирпича – чтобы Клаудиюс видел его и слышал всякий раз, когда ему посреди ночи приходила мысль ей позвонить. Он ей, собственно, позвонил только один раз, в первую ночь после разговора с Артемом, помощником Кравеца. Позвонил действительно поздновато или, если быть точнее, то рановато – около трех. Заснуть он в ту ночь так и не смог. Проворочавшись два часа в кровати, спустился вниз, достал из встроенного шкафчика в холле начатую кем-то из предшественников бутылку «Беллз». Там, во встроенном шкафчике на самой нижней полке, куда заглянуть можно было, только стоя на коленях или усевшись на пол, стояли полтора десятка разных початых бутылок. Клаудиюс только недавно обнаружил этот склад недопитого алкоголя, хотя в шкафчик заглядывал и раньше. Вот и той ночью, когда наливал он себе в стакан виски, ему вспомнились гости господина Кравеца во главе с седым Романом, тоже оставившие ему на короткую память то ли четыре, то ли пять недопитых бутылок. Он и выпил-то всего полстакана этого виски, когда его особым сырым ознобом прошибло одиночество. И тогда он позвонил Ингриде. Позвонил, разбудил ее своим звонком и услышал от нее много такого, из-за чего его шансы заснуть в ту ночь уменьшились до нуля.
Наутро Ингрида извинилась за свои слова, но пообещала их повторить, если он еще раз попытается ее разбудить звонком в столь неурочное время. Однако, больше оберегая свой сон, чем нервы Клаудиюса, она придумала более действенный способ гарантировать себе ночное спокойствие, и уже следующим вечером перед тем, как уйти в особняк, она демонстративно опустила на кухонный стол свой мобильник.
Дни шли и ничего не менялось к лучшему или худшему, кроме календаря. Начиналась английская весна. Воздух под лучами прерывистого мартовского солнца прогревался иногда до пятнадцати по Цельсию. Трава, сохранявшая свой зеленый цвет даже под краткосрочными снегами, приподнялась, ожила. Дождик, то и дело проливавшийся с неба, казался теперь чуть теплее и приятнее зимнего дождя. И даже на облезлых кустах недоподстриженного лабиринта вылезли фиолетовые почки. Некоторые почки уже были такими разбухшими, что еще чуть-чуть и вырвутся из них такие же фиолетовые листья.
Клаудиюс в зеленых резиновых сапогах с чужой, более крупной ноги, прошелся с садовыми ножницами в руках вдоль плешивого кустарникового лабиринта. Прошелся от нечего делать, обрезая торчащие поверх старой «стрижки» ветки с набухшими почками. Утро никак не начиналось, хотя на удивительно чистом небе светило солнце и время от времени рядом над головой шуршал хор птичьих крыльев – стая мелких пичужек перелетала с дерева на дерево.
Утро у Клаудиюса не наступало, пока не появлялась Ингрида. Иногда она появлялась в девять, иногда в десять. И тогда они, как ни в чем не бывало, завтракали и пили кофе, и начинали разговор с какой-то чепухи, с погоды или с воспоминаний о прошлой литовской жизни.
Двери особняка скрипнули и открылись. Клаудиюс обернулся и автоматически достал из кармана куртки мобильник. Десять сорок четыре утра – отметил он время.
Ингрида остановилась на высоком пороге и перед тем, как спускаться по ступенькам между двух колонн парадного входа, помахала ему рукой. Он кивнул в ответ, развернулся и пошел к домику из красного кирпича.
– Знаешь, мне приснилось, что мы тут празднуем следующий Новый год! – сказала она, усевшись за столик. – О! Поздравляю! – ее взгляд остановился на пустой бутылке из-под «Беллз».
– Снотворное, – спокойно отреагировал Клаудиюс, доставая из холодильника яйца и бекон. – На пять дней хватило! По полстаканчика перед сном!.. Может, посмотреть, что там еще осталось?
– Нет, спасибо! Вечером посмотришь! Может, нам действительно есть за что выпить?!
– А за что? – поинтересовался Клаудиюс.
– Ну как, уже неделя, как особняк продается, а нас все еще не выселяют!
Этот утренний диалог, наполненный горькой иронией, получил неожиданное продолжение вечером, когда Ингриде и в самом деле захотелось развеяться. В десять вечера они три раза попытались связаться по скайпу с господином Кравецом или его помощником, но там интереса к их звонку вновь не проявили. Разговор опять не состоялся, но в этот раз отсутствие со стороны Кравеца и его людей желания общаться с экономкой и садовником имения на холмах Святого Георга особенно не огорчило обоих. Да и действительно, кто они такие, эта пара литовцев, чтобы с ними разговаривать?! Ситуация понятна. Их судьбы никого, кроме них самих, не интересуют. Они – две игральные кости, подброшенные очень высоко. Ими играет судьба, но и они попробуют поиграть с судьбой, как с игральной костью!
– Хватат! Поехали, – сказала Ингрида Клаудиюсу и закрыла крышку-монитор лэптопа. – Выпьем за удачу! Я угощаю!
– Нет, – неожиданно резко ответил он. – Я поеду, только если я угощаю! – Резкость тона совершенно не соответствовала выражению лица Клаудиюса, который неожиданно засветился от радости, словно совершил или пережил чудо.
– Хорошо, черт с тобой! – Ингрида махнула рукой.
– Черти в Каунасе, а со мной – ангел!
– Ангелы в Аникщяе, а с тобой – я, которая тоже ангел! Пока ангел! Но очень быстро могу стать чертиком, если ты…