Шенгенская история - Страница 222

222

– Passeport pour l’etrange, – прочитал вслух. Раскрыл.

Взгляд его остановился на черно-белой фотографии молодого Кукутиса, потом сполз на чернильного цвета текстовую печать: «Для выезда во все страны, кроме Польши». Глаза Витаса округлились.

– А почему кроме Польши? – спросил он, подняв взгляд на старика.

– Да ну их! У меня для Польши другой паспорт есть, польский! – кивнул старик на стопку паспортных книжиц. – Не отвлекай!

И рука старика вытянула за маленькое колечко из ноги овальную крышечку, а потом за железную винтовую крышечку выудили его пальцы из открывшейся ниши фляжку объемом в стакан. Открутили пальцы крышку, поднесли к носу.

– Ах! – выдохнул Кукутис и протянул ее Витасу.

– Коньяк? – Витас принюхался.

– Бренди, – поправил его Кукутис.

Затем в этом же месте на новой ноге вытянул за колечко такую же овальную крышечку, под которой в нише блестела похожая фляжка.

Новую фляжку тоже открыл и понюхал. И тоже протянул Витасу под нос.

– Этот крепче! – Сообщил свое мнение парень.

– Конечно, правильное хранение! Лежа и неподвижно столько лет! – со знанием дела закивал старик.

Рената изумленно наблюдала за происходящим. Наблюдала, как вынул Кукутис из старой ноги несколько свертков монет, таблетки, нитки с иголками, блокнот с ручкой, пачку черно-белых фотографий и просто кусочек ржавого железа с рваными краями.

– Это что? – спросила она, прикоснувшись к железу пальцем.

– Осколок на память! Его у меня из спины вынули, уже когда оторванная взрывом нога больше не болела. Повезло мне… – последние слова добавил он после короткой паузы, и задумался.

– Почему повезло? – Витас оглянулся на Кукутиса.

– Большинство тех, кому ноги в Первую мировую оторвало, выжили во Второй мировой. Вот и я выжил, ходил себе, никому не мешал, в этой ноге – он кивнул на свою старую, треснутую ногу – ост-марки и новые документы нашим литовцам через линию фронта переносил. Немцы на меня не смотрели, «советские» тоже. Я для них был просто «одноногий»! Интересно было, как в кино!.. А еще ночами я раненых партизан к Витасу приводил, а он их у себя под мастерской прятал и там же с ними в карты играл. Любил он это дело! Интересно, с кем он теперь в карты играет?!

Старик мечтательно улыбнулся.

– Ладно, надо все-таки дело закончить, – оборвал он свои размышления и воспоминания и принялся проверять все ниши и тайные ящички новой ноги. Там все оказалось на местах, а там, где ничего не должно было быть, ничего и не было. Именно туда Кукутис и паспорта свои спрятал, и таблетки, и фотографии черно-белые. Фляжку из старой ноги опустил в правый карман пальто. Полуиспользованную катушку ниток на скатерти оставил, монеты из старой ноги в левый карман сложил.

– А зачем монеты в ткань завернуты? – поинтересовался Витас.

– А чтоб при ходьбе не звенели. Оно и для удобства, и для безопасности. Иногда звякнет у тебя что-то в кармане, а за спиной уже и воры с грабителями!

Чуть не рассмеялся Витас.

– Сейчас воры больше за банкнотами охотятся! А за монетами только нищие наклоняются! – сказал он.

Кукутис отмахнулся.

– Сейчас и воры дурные, и время такое же! Ну-ка помоги!

Витас поднял новую ногу, опустил ее так, чтобы внутренняя выемка верхней части совпала с культей старика. Пока он ее так держал, Кукутис умелыми движениями закрутил два новеньких ремешка из свиной кожи вокруг культи и подтянул, сунул их концы в особые зажимающие пряжки. После этого поднялся со стула на обе ноги, прошелся по комнате так, будто новую обувь проверял: подходит ли? И с лицом победителя вернулся к овальному столу.

– И что, совсем не тяжело шагать? – спросил, с любопытством наблюдая за стариком, Витас.

– А вы когда-нибудь взвешивали свою ногу? – Кукутис обернулся, на лице его заиграла улыбка. – Думаете, она легче моей деревянной? Вы просто при ходьбе вес своих ног не чувствуете! И я не чувствую, ведь это мой вес! Даже фляжка с бренди – это тоже часть моего тела, как кровь в сосудах!

Витас пожал плечами.

– Вы ведь устали, может, полежите? – обеспокоенно заговорила Рената. – А я ужином займусь!

– Что? Полежать? Это запросто и с удовольствием! – ответил старик.

– Пойдемте на ту половину дома, вы ведь поживете у нас немного?

– Поживу, отчего нет! Я привык в чужих домах жить, чужие дома быстро ко мне привыкают и замечать перестают, что я им чужой! А тут вроде и дом не чужой! И вас словно раньше где-то встречал! – Кукутис огляделся по сторонам. – Вы мою старую ногу в футляр положите и обратно в мастерскую отнесите. Пускай там лежит!

Рената провела Кукутиса в спальню Йонаса, расстелила ему постель покойного деда.

– Одну подушку убрать? – спросила.

– Зачем же? – отказался от ее предложения старик. – Мало ли на какую сторону голова во сне повернется?

– И еще, – Барбора указала взглядом на железный ящик на полу. – Тут у нас «черный ящик» лежит. Я его давно убрать хотела, в амбар…

– Это от самолета? – оживился Кукутис.

– Да, на случай катастрофы. Все запоминает. Как диктофон.

– Запоминает и записывает? – переспросил Кукутис заинтересованно.

Рената кивнула.

– Пускай лежит. Может, если бессонница одолеет, расскажу ему о своей жизни. Вам бы не рассказывал, пожалел бы, а ящику можно! – Кукутис задумчиво глянул на аппарат и осторожно улыбнулся ему, словно щенку, который почему-то не виляет хвостом.

222