Шенгенская история - Страница 52

– Ты теперь один? – спросил Андрюс.

– Его забрали в другую больницу, – ответил Поль и вздохнул.

– Я его ни разу не видел, – произнес Андрюс задумчиво. – Как его звали?

– Бенуа. Его с утра увозили на процедуры, а вечером привозили. Он мне только один раз прошептал «привет!» А давай в шашки сыграем?

– Давай, – согласился Андрюс.

– Достань их, они в тумбочке.

Большая белая тумбочка с одной полкой справа от изголовья кровати была заполнена книгами и играми.

Андрюс достал шашки, подкатил к кровати легкий столик на колесиках, расставил шашки на доске.

– Ты белыми, – сказал.

– Нет, ты – белыми, ты же белый. А я – черными.

– Тогда я хожу, – кивнул Андрюс, развернул доску и опустил взгляд на свою шашечную армию.

– Нет, мой ход первый! – с ноткой упрямства, словно с ним кто-то спорил, заявил Поль.

– Хорошо, тогда сегодня черные ходят первыми! Ходи!

– Пойди за меня. Подвинь вперед вот ту, первую с правого края.

Андрюс подвинул черную шашку. Потом пошел своей белой ей навстречу и поднял взгляд на Поля.

– Я хожу той же шашкой вперед, – уверенно заявил мальчик.

Андрюс снова сделал ход за Поля.

Мальчик задумался, внимательно глядя на доску.

– Ну походи за меня еще разик, так, чтобы я выиграл! – попросил он.

Андрюс снял клоунский носик и почесал кончик своего собственного носа.

– Ну, знаешь, – произнес он, – шашки – не такая серьезная игра, чтобы играть до победы!

– Тогда сдайся!

– Сдаюсь, – согласился Андрюс. – Еще одну партию?

Поль отрицательно мотнул головой.

– Нет, руки болят.

Андрюс чуть не рассмеялся.

– Чего они у тебя болят, если я за тебя все время ходил? – Он посмотрел на руки Поля, но не увидел их. Плечи и руки мальчика скрывал клетчатый зелено-коричневый плед.

– Если хочешь, можешь посмотреть, – сказал мальчик и опустил взгляд на верхний край пледа.

Андрюс аккуратно приподнял его. Синяя фланелевая пижамная рубашка Поля была украшена повторяющимися изображениями героев книжки Сент-Экзюпери «Маленький принц». На обеих руках, одинаково согнутых в локтях и лежавших ладонями на животе, блестели металлические конструкции-тубусы, одновременно словно защищавшие спрятанные внутри руки и фиксирующие их положение. Только ладони, лежавшие на животе, были свободны от металлических колец.

– Перелом? – с сочувствием уточнил Андрюс.

– Я же тебе говорил, – Поль посмотрел на клоуна, как на не очень умного. – У меня косточки болят. Болезнь такая. Легко ломаются… А эти штучки, это как брекеты для зубов. Когда все будет в порядке, их снимут!

В палату зашла мулатка-медсестра. Обратилась по-французски к Андрюсу. Он перевел вопросительный взгляд на Поля.

– Меня сейчас на полчаса заберут, ты подождешь? – то ли перевел, сказанное медсестрой, то ли от себя спросил Поль.

– А как ты хочешь?

– Подожди! Я же тебе должен.

Андрюс откатил столик с незаконченной партией в шашки к незанятой кровати. И сам поднялся и отодвинул свой стул в сторону. Медсестра с улыбкой подтянула плед под самую шею Поля, потом нагнулась и нажала педаль внизу кровати. После этого открыла двери в коридор и вывезла мальчика прямо на кроватке из палаты.

За окошком темнело. Андрюс закрыл дверь палаты и остался внутри, в этой больничной тишине, совершенно один. Почему-то ему стало холодно и он снял со спинки стула свою куртку, надел. Ощущение холода осталось, но перестало быть физическим. Холод словно перепрыгнул из воздуха в тело Андрюса, внутрь, в грудь. И эта тишина начинала казаться холодной и мрачной. Чего-то очень не хватало Андрюсу. Чего-то, что сделало бы эту больницу и эту палату более знакомой и понятной.

Андрюс закрыл глаза. И ощутил, что теперь холод пробирает его насквозь. Не просто холод, а два разных холода: один давит изнутри, а второй снаружи дует ему в лицо, дует на голый затылок, на пальцы рук.

– Это просто зима, – прошептал себе Андрюс, снова открыв глаза и пытаясь объяснить свое состояние рационально. – Надо купить шарф, перчатки. Это просто сырая парижская зима.

За дверью палаты в коридоре кто-то закашлялся. И холод, охвативший Андрюса, сразу пропал. А на лице вместе с выражением облегчения появилась улыбка, потому что вспомнилось – и не случайно – его единственное пребывание в больнице, в детской больнице, куда его привезли с двусторонним воспалением легких. Вспомнилась палата на шесть больных, кашляющих человечков. Добрая старенькая медсестра или нянечка с марлевой повязкой под глазами, украшенными морщинами.

– Андрюкас, выпьешь вторую кружку горячего киселя? – ее голос прозвучал в памяти так же отчетливо, как до сих пор в ушах звучал голос Поля, его вопрос «Ты подождешь?»

Конечно, он подождет. Не потому, что Поль, а точнее – его папа – кое-что Андрюсу должен. Он подождет, потому, что иначе Полю, вернувшемуся в пустую палату, из которой увезли его коллегу по несчастью, будет грустно. Потому, что Полю не с кем будет поговорить перед ужином или перед сном. А когда у человека скованы руки – практически в прямом смысле, когда у человека нет свободы движения, то единственное, что может принести радость или хотя бы отвлечение, это разговор.

Полчаса пролетели удивительно быстро. И та же медсестра привезла кроватку на колесиках обратно в палату вместе с ее «пассажиром». Припарковала на прежнее место и снова нажала педаль фиксации колес, своеобразный ручной тормоз кровати.