Витас опустил на пол рюкзачок, собранный в дорогу.
– Приехали, – грустно выдохнул он. – Надо звонить в полицию, – добавил тут же.
– Зачем? – спросила Рената отрешенно.
– Ну, смерть ведь… Куда-то звонить надо!
– Может, в «скорую»?
– Зачем в «скорую»? – удивился Витас.
Девушка пожала плечами.
– Хорошо, я сам позвоню в «скорую», – сказал вдруг парень и, оставив на полу свой рюкзачок, покинул комнату.
Полчаса спустя они сидели и пили чай за маленьким круглым столиком деда. Пили молча. Дверь в спальню старого Йонаса была закрыта. Рената ее закрыла сама. Ее откроют, когда приедет доктор. В коридоре опять повизгивал Гуглас.
– Он, наверное, голодный! – очнулась вдруг Рената.
Но осталась сидеть.
– Надо его отдать кому-то, – предложил Витас. – Хорошо, что он еще маленький и не успел к старику привязаться!
Рената посмотрела на Витаса, но ничего не сказала.
За окошком возле красного «фиатика» Ренаты остановилась машина «скорой помощи».
Доктор постучал подошвами ботинок по порогу, сбивая снег. Прошел в спальню к деду, оставив за собой дверь открытой. Вернулся в комнату.
– Ну вы и забрались! Мы к вам еле доехали! – пожаловался он. – Я вам справку выпишу, а забирать мы его не будем. Позвоните в ритуальное бюро, они заберут!
Рената кивнула.
– Вам щенок овчарки не нужен? – спросил доктора Витас.
Доктор – мужчина лет сорока в очках на тонком носу и в длинном пальто, надетом на белый халат, посмотрел на парня удивленно.
– Нет, спасибо! У меня аллергия на собачью шерсть! – сказал.
Пока ждали машину из ритуального бюро, вышли Рената и Витас постоять на морозе. Рената сделала несколько шагов к будке, прислушиваясь к хрустящему под ногами снегу. Улыбнулась, припомнив, как много лет назад дед учил ее варить компот из снега и варенья. Где-то тут же на дворе они развели костер, поставили над ним треногу, а в казанок он насыпал прямо с земли чистейшего свежего снега, который полил вишневым вареньем – опустошил в этот снег литровую банку!
На порог дома выкатился щенок. Дверь была едва прикрыта и он смог ее вытолкнуть настежь. Отряхнулся, оглянулся по сторонам, задержав взгляд на Витасе и Ренате, и побежал к будке. Запрыгнул внутрь.
– Я пойду найду ему что-нибудь поесть! – сказала Рената.
Черный микроавтобус с красивым и траурным белым логотипом ритуального бюро на боках приехал часа через полтора. Женщина в длинном черном пальто, зайдя в дом, отказалась от предложенного чая. Достала формуляр и ручку. Записала имя и фамилию покойного, год рождения, точный адрес. Забрала справку о смерти, оставленную врачом.
Рената то и дело смотрела в окошко, за которым перед домом стояли и курили двое приехавших с ней сотрудников ритуального бюро. Одетые во все черное, они выглядели как чиновники или политики.
– Вы одежду подобрали? – спросила вдруг женщина.
– Одежду? – Рената посмотрела на нее озадаченно.
– Ну да, – дама в пальто кивнула. – Ту, в которой он уйдет от вас в последний раз. – Ее последняя фраза прозвучала, как строка из стихотворения, да и произнесла она ее нараспев, с чувством.
– Надо его одеть? – в голосе Ренаты послышался испуг.
– Нет, мы сами! Вы только выберите и нам передайте!
Рената открыла створки дедового шкафа. Замерла на мгновение, заметив, что половину плечиков в шкафу занимают платья и сарафаны покойной бабушки Северюте. Наконец, отвлекшись от них, девушка провела рукой по костюмам и пиджакам старого Йонаса. Вспомнила, что его любимым был серый. Достала. На тех же плечиках под пиджаком висела почти белая, но все-таки чуть салатовая рубашка и завязанный, похожий на петлю блекло-синий галстук.
Когда микроавтобус уехал, тишина в доме зазвенела. Рената закрыла ладошками уши, пришла в опустевшую дедову спальню. Увидела книжку на прикроватной тумбочке, а на ней – очки. Рука сама потянулась к ящичку тумбочки, взялась за деревянный кругляшок ручки. Ящик открылся.
Рената опустила в него свой взгляд, совсем не любопытный, а уставший и напуганный смертью. В уголке слева увидела несколько купюр в двадцать литов и россыпь монеток, рядом паспорт и пенсионное удостоверение, справа – записная книжка и ручка, чуть глубже – небольшая посеребренная рамочка с фотографией молодой Северюте. Вытащила записную книжку. Пролистала. На некоторых страницах дрожащим почерком написано было по несколько слов, на других – несколько строчек. Открыла последнюю запись, как раз за несколько листиков до окончания книжки.
«Если стану пеплом, то хватит меня на то, чтобы все могилки моих собачек посыпать», – прочитала.
Слез у Ренаты больше не было. Они закончились, как деньги у бедняка. Вспомнила она прошедшую ночь и повизгивание Гугласа. Значит, щенок чувствовал, что хозяин умирает! Щенок рвался к нему попрощаться, а я его не пустила…
– Знаешь, он хотел, чтобы его кремировали, – сказала Рената Витасу за поздним обедом.
– Тогда надо кремировать, – Витас кивнул.
Он позвонил в ритуальное бюро, поговорил, видимо, с той же дамой в черном, которая приезжала к ним около полудня. Потом нашел Ренату – она неспешно и сосредоточенно мыла посуду на кухне.
– Представляешь, в Литве нет ни одного крематория! – сказал он.
– А где же они кремируют покойных? – удивилась Рената.
– Нигде или за границей. Один крематорий строится в Кедайняе. Ближайший работающий – в Риге.