Андрюс показал старушке – тоже жестом, – что ему нужно на что-то встать. Она принесла кухонную табуретку и еще одну мини-табуреточку высотой сантиметров в двадцать, больше похожую на приставной порожек или ступеньку.
Чемодан оказался легким. Старушка, раскрыв его замочек маленьким ключиком, вытащила наружу пухлую папку с красными истрепанными тесемочками.
– Сertificat de naissance, – объяснила она. После этого снова закрыла чемодан на ключик и взглядом попросила гостя вернуть его на место.
Спустившись с табуретки, Андрюс вздохнул с облегчением. Не потому, что чемодан оказался легким, а из-за того, что правая загипсованная нога никак не отреагировала болью на непредвиденные физические упражнения.
Андрюс собрался было сразу уйти, но хозяйка остановила его и попросила присесть за столик, накрытый кружевной скатеркой.
– Quel dommage que vous ne parlez pas français! – произнесла она и Андрюс понял, что эту фразу она повторяла уже раз пять.
Пока пил чай, предложенный старушкой, Андрюс смотрел в окно мансардной квартирки напротив. В какой-то момент половинка окна квартирки открылась и оттуда выглянул пожилой мужчина. Он точно смотрел на него, на Андрюса. Смотрел удивленно и вопросительно, смотрел так, будто Андрюс у него что-то украл.
Андрюса позабавило его удивление.
Выйдя из парадного, он, ловко орудуя костылем, свернул направо и отправился обратно в кафе. Когда подходил к перекрестку с рю де Севр, увидел мальчика, переходящего дорогу, с длинной телескопической палкой в правой руке и с плоской черной сумкой в левой. Андрюс остановился. Перед глазами всплыл, хоть и достаточно смутно, тот день, когда на улице перед кафе он был сбит с ног и почти затоптан братьями-албанцами, когда он лежал, не чувствуя ни рук, ни ног, когда первое, что он ощутил, постепенно возвращаясь в чувство, был странный мягкий укол в бок, а потом чужая рука и, наконец, чужая ладонь на его лице. Это был тот же мальчик, который остановился и попросил кого-то вызвать из больницы врача для избитого Андрюса. Это точно был он!
Андрюс сорвался с места и заспешил вслед за слепым мальчиком, занося костыль слишком далеко вперед и из-за этого чуть не спотыкаясь. Догнал его возле кафе «Ле Севр». Окликнул по-английски: «Sorry, can I speak to you?»
Мальчик остановился.
– To me? – спросил он и Андрюс узнал его голос.
– Да, – продолжил он по-английски. – Ты мне помог три недели назад. Я тут лежал, как раз справа от двери! – напомнил ему Андрюс, глядя на то самое место.
– А! – воскликнул мальчик, глядя одновременно и на Андрюса, и сквозь него. – Помню! Как вы?
– Уже ничего! Даже бегаю! – ответил Андрюс, сам удивляясь своему бодрому самоощущению. – Можно тебя угостить кофе?
– Я кофе не люблю, – сказал мальчик. – Мне больше нравится чай с канеллями.
– С чем?
– С канеллями из Бордо. Но сейчас я не могу. У меня занятие с учителем.
– А назад ты будешь этой же дорогой идти? – поинтересовался Андрюс.
– Да, через час двадцать.
– Я тебя тут встречу! Хорошо? И тогда выпьем чаю с этими канеллями.
– Хорошо, – согласился мальчик и улыбнулся. – Я приду сюда.
– А как тебя звать? – спросил Андрюс.
– Филипп!
Через полтора часа они сидели в кафе «Ле Севр» за столиком Андрюса и пили чай с обычными французскими пирожными.
– Тут канеллей нет и в кондитерской рядом их тоже не делают, – с сожалением сообщил Филиппу Андрюс. – Я даже не знаю, какие они, как выглядят.
– Кексики с корицей, – объяснил Филипп. – Их в Бордо придумали. Но это пирожное тоже вкусное, только слишком много крема.
В кафе тем временем зашла, кивнув Андрюсу, Сесиль и почти тотчас вышла вслед за позвавшей ее заказчицей. Потом появились братья-албанцы, разговаривая на своем непонятном Андрюсу языке. Тоже кивнули. Один из них, кажется, даже улыбнулся едва заметно, задержав взгляд на слепом мальчике с пирожным в руке.
– А ты тут рядом работаешь? – спросил Филипп.
– Да, иногда прямо тут, в кафе, иногда через дорогу, в больнице.
– И что ты там делаешь?
– Пациентов смешу. В основном детей. Я ведь клоун.
– А меня насмешить можешь?
Андрюс задумался и отрицательно мотнул головой. Потом понял, что его ответ остался не замеченным Филиппом.
– Вряд ли! – сказал он.
– Меня один раз кошка рассмешила, – вспомнил Филипп.
– Как? – удивился Андрюс.
– Она такая круглая была! Я ее минут десять щупал, гладил, смеялся. Я такой толстой кошки никогда в жизни не трогал!
Лицо Филиппа вдруг изменилось, стало серьезным. Он достал из кармана куртки необычный, увесистый мобильник, положил на стол и, пройдясь подушечками пальцев по клавиатуре сверху вниз, остановил руку и нажал какую-то комбинацию кнопок.
Женский голос четко произнес несколько слов по-французски.
– Мне пора, – сказал Филипп. – Уже полтретьего, а в три у нас в лицее репетиция.
– Репетиция чего?
– Ансамбля. Я тут рядом живу и учусь, на бульваре Инвалидов. В лицее для слепых детей. У нас там ансамбль. Я на клавишных играю. А когда вырасту, буду настройщиком пианино. Или буду родителям помогать! Еще не решил.
– Давай телефонами обменяемся! – предложил Андрюс, глядя на необычный мобильник мальчика.
– Давай, – обрадовался Филипп. – Продиктуй мне свой! Только по две цифры!
Поднеся свой мобильник ко рту, Филипп повторял продиктованные Андрюсом цифры по-французски прямо в телефон. Потом быстро и заученно нажал на телефоне тонкими музыкальными пальчиками комбинацию кнопок и замер с улыбкой на худеньком лице. Из кармана куртки Андрюса, висевшей на спинке стула, донесся звонок мобильного телефона.