Над кронами снова поднялся автомобильный сигнал. И Андрюс быстрее заработал руками, уже по локоть уходившими в маленький рукотворный кратер. И вдруг рука наткнулась на что-то твердое и теплое, пальцы расчистили землю вокруг препятствия, а потом ощупали его. Острый шершавый кончик имел правильную и знакомую форму. Андрюс еще немного расчистил землю вокруг округлого предмета с острым наконечником. Посветил в яму мобильником. На дне торчал взрывателем вверх коричневый, ржавый снаряд.
Андрюс улыбнулся. Вспомнил слова Кристофера о том, что земля выталкивает из себя неразорвавшиеся мины.
«Не выталкивает, – подумал Андрюс. – Они сами хотят выбраться оттуда! Если б выталкивала, он бы лез стабилизатором вверх! А так он лезет носиком!»
– Давай я тебе помогу! – прошептал Андрюс и снова полез руками в ямку.
Громкий взрыв сбил своей волной сидевшую на ветке ближайшего дерева сову и она, издав странный крик, хлопнула крыльями, думая, что полетит. Однако упала.
Таксист-бельгиец, сидевший с кроссвордом за рулем минивэна, вздрогнул и выронил ручку. Вышел из машины и застыл, вглядываясь в ту сторону, куда несколько часов назад ушел его рыжеволосый пассажир. Когда он через пару минут ожил, то движения его стали резкими и нервными. Он достал мобильник, набрал один номер, но сразу дал «отбой» и набрал другой номер. Прижал телефон к виску.
– Ну же! Отвечайте! – дрожащим голосом попросил он того, кто медлил ответить на звонок.
От одного из зданий Больничного центра Арраса, включив сирену, отъехала «скорая» и, выехав на улицу, помчалась в сторону выезда на Вими.
Кристофер поднялся из-за овального стола и подошел к буфету, чтобы налить себе виски.
Первый раз в своей жизни Кукутис проснулся свежим после ночи, проведенной полусидя-полулежа в кресле перед камином. Проснулся, услышав сначала хрипловатый смех Шарля, потом его неразборчивое бормотание на французском.
Раскрыл глаза, а в камине огонь облизывает недавно добавленные поленья. На лице у Шарля плутовская усмешка, он, видимо, себя собственными мыслями веселит.
– Ну как ты? – спросил его Кукутис.
– Ноги болят, – не убирая усмешку, поделился Шарль. – Колени сводит. Артрит! – и тут француз снова засмеялся.
– У тебя температуры нет? – осторожно поинтересовался Кукутис.
– Почему спрашиваешь?
– Да смех у тебя что какой-то нездоровый!
– Так это я над тобой смеялся! – признался Шарль и, опустив взгляд на уже высушенную деревянную ногу, лежавшую горизонтально поверх газетницы между ними и камином, снова хохотнул и тут же зажал себе рот ладонью. – Извини! Уж очень она мне испанский «хамон» напомнила! Наверное, просто проголодался.
Кукутис нахмурился, но скорее для порядка, чем от чистого сердца. Не раз ему приходилось свою деревянную ногу защищать от сторонников прогресса, пытавшихся ему доказать, что нынешние ноги-протезы куда практичнее и красивее. Однако Шарль явно не имел в виду ее старомодность, а только форму, напоминающую хамон. Только чем напоминающую? Кукутис сбросил с лица нахмуренность и улыбнулся, продолжая думать о ноге. Хамон ведь это тоже нога, только свиная и копченая.
Он с любовью глянул на свою деревяшку, подался вперед, и тут выражение его лица изменилось. Глаза выдали беспокойство. Показалось ему, что нога из-за близости к огню пригорела.
– Не дай бог! – прошептал он и подался вперед, упираясь левой ногой в пол. Дотянулся до газетницы, пододвинул ближе, взял ногу в руки, развернул другой стороной, опустил на левое колено. Облегченно вздохнул.
– Что с ней? Высохла уже? – спросил Шарль.
– Высохла, да! Но немножко подкоптилась, – Кукутис нежно гладил чуть-чуть потемневший бок ноги.
Она была теплая, как живая. А серебряные колечки, оказавшиеся горячими, дарили свое благородное тепло ладони.
За спиной скрипнула дверь, и дочь Шарля принесла старикам по тарелке омлета и по вилке.
Голод взыграл в Кукутисе так сильно, что он, снова опустив ногу на газетницу, уже отодвинутую от огня на безопасное расстояние, почти выхватил тарелку из ее рук.
– Извините, – сказал тут же. – Я без ноги становлюсь неуклюжим!
Омлет показался Кукутису необычайно вкусным. Он покосился на Шарля, который тоже сосредоточился на поедании приготовленного дочерью завтрака. Сама дочь уже вышла из комнаты.
– Вкусно! Даже как-то слишком вкусно для омлета! – Кукутис бросил на рыбака взгляд, полный благодарности, словно это именно Шарль приготовил ему завтрак.
– Конечно! – невозмутимо заявил Шарль. – Рецепт покойной жены. Все, как обычно, только на каждые четыре яйца пятьдесят грамм кальвадоса.
– Век живи – век учись! – пораженно вымолвил Кукутис и «прислушался» к языку, на котором таял самый вкусный из испробованных одноногим литовцем за свою длинную жизнь омлетов.
Когда пили кофе и молчали, глядя на огонь в камине, Кукутису стало так приятно и спокойно, словно вчерашний вечер, эта ночь и наступившее за нею утро не были случайностью, а наоборот, оказались целью его странствий. Словно он, даже не подозревая об этом, искал момент тишины и мира, тепла и защищенности, и предложить ему всё это мог бы только настоящий друг, а друзей у него не было. Когда-то были, но умерли. И вот теперь рыбак из Дюнкерка, чуть не потерявший из-за прихоти Кукутиса свою шхуну и свою жизнь, подарил ему это удивительное двойное молчание, этот обволакивающий и зачаровывающий диалог двух молчаний, диалог настолько многозначительный, что на пересказ его обычными словами ушло бы не меньше двух недель!