Старый Йонас улыбнулся. Деньги взял.
– Я думал, ты моложе! – проговорил. – А теперь вижу – взрослый и ответственный! Ну, если будете праздновать, зовите! У вас стол больше моего!
Разувшись и повесив куртки в коридоре на вешалке, Рената и Витас занесли вещи в комнату.
– Я тебе полшкафа освободила, – она кивнула на открытый платяной шкаф с висевшим на перекладинке десятком свободных деревянных «плечиков».
Разобравшись с одеждой, Витас стал искать место для своего ноутбука.
– Можешь пока обеденный стол использовать, – подсказала Рената.
– Я потом нормальный рабочий столик куплю, – пообещал Витас, оставив компьютер на кухне. – Праздничный ужин будем делать? Твой дед вроде не против!
– Конечно, я приготовлю! – пообещала Рената.
Пока она стояла у плиты, Витас включил компьютер и через модем влез в интернет.
– Что-то у тебя сеть плохо ловится! Медленно! – пожаловался он.
– Тут надо иметь терпение, – Рената обернулась. – Здесь все плохо «ловится»! Я на днях хотела для тебя работу найти, но у нас есть только одна ветеринарная аптека, да и та только для пчеловодов. А ветлечебницы нет. Ближайшая в Паневежисе. Может, съездим узнаем?
– Что узнаем? – удивился Витас. – А кто тебе сказал, что я хочу работать в ветлечебнице?
– Но ведь работать надо! – произнесла она нежно, чтобы не мог он ответить на ее слова резко. – Я вот себе тоже работу ищу.
– Не стоит беспокоиться, – попросил ее Витас. – Если будет нормальный интернет, я себе и так работу найду. А ездить в другой город и сидеть там с больными собаками и кошками с девяти до шести я не хочу!
Ужинать собрались за овальным столом. К вареной картошке Рената нарезала ветчины, поставила солений, на доске – початый квадрат черного литовского хлеба, не потерявшего ни свежести, ни аромата с сочельника. Налила в стаканы компота.
– А что-нибудь покрепче есть? – спросил Витас, присаживаясь.
– У деда есть, пойди пригласи его, заодно и попроси, чтобы он бальзам прихватил!
Витас вернулся за стол со старым Йонасом и с бутылкой подаренного старику в прошлый раз «Жальгириса». Рената уставилась на деда веселым взглядом – он зашел в своем любимом сером костюме, в старой, но глаженой зеленой рубашке с вертикальными синими полосами, с темно-красным галстуком. Пестрота рубашки и галстука по сравнению с серостью костюма словно подсказывали, что все внутри Йонаса радуется, хоть он и пытается свою внутреннюю радость удержать в рамках неких консервативных правил.
– Ты чего так нарядился? – не удержалась внучка.
– Ну как же? Твой жених к нам в дом переехал! Разве это не праздник? До свадьбы вашей я могу и не дожить, сейчас годами вместе живут и не венчаются. Так что для меня это все равно, что на свадьбу прийти! Если вы не против!
– Я не против, – заявил Витас. – Тогда и я приоденусь!
Он взял из шкафа свой костюм, рубашку и вышел в спальню. Вернулся оттуда уже совсем другим, похожим на успешного адвоката – все с иголочки и подчеркнуто дорогое.
Рената провела растерянным взглядом по мужчинам, тоже отошла к шкафу, взяла лучшее платье – темно-синее с красными цветами, туфли на каблуке.
Картошка чуть остыла, но теперь они сидели действительно, как на свадьбе. Только без гостей. Витас разлил по рюмкам бальзам. Дед Йонас достал и положил рядом с вилкой справа от своей глиняной миски очки с толстыми линзами.
– Ну что, совет да любовь? – спросил он, приподняв рюмку.
Ренате стало жарко. Как-то странно она себя почувствовала, словно что-то не так было этим вечером, словно что-то важное она пропустила, не сделала. Она обернулась к Витасу, будто ожидая помощи, поддержки или подсказки. Витас не заметил в ее взгляде беспокойства. Он смотрел на ее губы, обернувшиеся к нему. Наклонился к ней, поцеловал. Поднял рюмку, чокнулся с дедом и протянул ее Ренате.
Свадебная атмосфера, которую дед Йонас еще пару раз попробовал создать вокруг ужина, не удерживалась. Она ускользала, пропадала, как вода в сите. И обычного разговора завести им не удалось, потому что, казалось, каждый о чем-то своем думал и это «свое» не становилось общим. Дед Йонас, перестав говорить о свадьбе, вспомнил, что Барсас опять очень вялым стал, не ест почти ничего. Витас пообещал утром посмотреть собаку. Рената уже в который раз про костел Святого Матаса упомянула и сказала, что с одной из его башен весь Аникщяй увидеть можно. Сказала, а потом представила себе выражение лица Витаса, если он ничего интересного с высоты башни в их городке не увидит. Только Витас, казалось, был всем доволен, на его щеках пьяный румянец от бальзама засветился. Сам он только поддакивал или показывал свой интерес к словам деда или Ренаты. Ел, пил. Может, и думал о чем-то, но делиться мыслями не спешил. Только за чаем вдруг вспомнил, что у дедушки на хуторе всегда мед был. Дед был пасечником. Старый Йонас, услышав это, ожил, глаза загорелись.
– У меня тоже была пасека, два десятка ульев. От моего отца Витаса досталась. Только погибли пчелы! Моя Северюте умирала, и я не мог за ними следить, а в округе тогда какая-то пчелиная болезнь завелась…
– Да, пчелы – это хлопотно, – поддакнул Витас. – А вашего отца, значит, тоже Витасом звали!
– Да, как тебя, – дед улыбнулся, забыв о давно погибших пчелах. – Я – сын Витаса, и ваши дети будут детьми Витаса! Это хорошо!
В этот момент Витас заметил, что глаза у Ренаты совсем не веселые и не радостные.