Шенгенская история - Страница 209

209

Глава 112. Фарбус. Норд-Па-де-Кале

Черный, начищенный до печального блеска похоронный лимузин остановился у церкви рядом с собравшимися чернокожими мужчинами и женщинами. Все они, одетые как на президентский прием, имели вид скорбный и одновременно сдержанный. Словно пытались сдержать свою скорбь.

Андрюс наблюдал за ними из глубины своего сна. Он словно был рядом, словно решал, в какой момент подойти и стать возле отца Поля, держащего в руках нечто длинное и завернутое в блестящую упаковочную фольгу с рождественскими мотивами. Длинный бордовый шарф, дважды обернутый вокруг его тонкой шеи, шевелился под порывами ветра своими концами, доходившими до пояса. То и дело открывалась взгляду Андрюса пришитая к одному концу шарфа бирка со знакомыми двумя буквами «D&G». Темно-синее дорогое пальто сидело на нем идеально, как на манекене. Наглаженные брюки коричневого цвета поблескивали, доказывая, что сшиты они из шерсти альпаки.

Снаружи донеслись шаги Кристофера, вышедшего в коридор. Андрюс напряг закрытые веки, чтобы не дать себе проснуться.

И сделал это очень вовремя. Уже через минуту он пожал руку отцу Поля и после этого они обнялись. Ганнибал отвел руку с длинным предметом чуть в сторону, придерживая Андрюса в объятиях свободной рукой.

Несколько гостей подошли к машине и, когда водитель, чинно и церемонно-медленно открыл задние дверцы лимузина, они вынули из машины благородный, из полированного дерева и с бронзовыми ручками гроб.

Следом за ними все собравшиеся зашли в церковь, где гроб был опущен на две подставки перед кафедрой, за которой возвышался строгий алтарь – белый мраморный куб с барельефным вырезанным крестом. За кубом в полукруглой нише стояла и смотрела скорбно вниз, на собравшихся в церкви, Черная Мадонна Парижа. Чернокожий священник с толстым псалтырем в руках смиренно ждал своего времени у кафедры, на которой лежала открытая Библия в кожаном переплете.

Четверо участников церемонии не отходили от гроба. Один из них открыл изголовную половинку крышки, как окно для лежащего внутри. Если б ее открыли на улице, покойный увидел бы небо. Или небо заглянуло б в его лицо. Но тут над гробом возвышался внутренний купол церкви.

Голос священника звучал сначала тихо, но постепенно он крепчал и становился слышнее, громче. Он служил отходную на французском, и Андрюс вдруг удивился несказанно тому, что речь священника оказалась ему понятной. Может, потому что те же псалмы и те же молитвы ранее слышал он на литовском.

Андрюс следил за лицом чернокожего священника, одетого во все белое. Только крест на его груди своей блестящей желтизной напоминал золото, но золотом быть не мог. Потому что золото так сильно не блестит!

Служба остановила время и вынесла место действия из реального мира, из Франции, из Парижа. Эта церковь теперь была космическим кораблем, зависшим между Богом и Человеком, между небом и землей. «Пилотировала» корабль Черная Мадонна.

Когда священник закончил молиться, уже стоя у последнего окошка Поля и глядя вниз в это открытое «окно», Ганнибал подошел к гробу и развернул длинный предмет, который все время держал в руке. Упаковочная подарочная фольга громко зашелестела в церкви и из-под нее появилась «золотая» трость, подаренная Андрюсом Полю, трость, сразу напомнившая Андрюсу о братьях-албанцах, о Филиппе, о враче, записавшем его бездомным, и вообще о Париже, как о далеком прошлом, словно стукнуло уже Андрюсу девяносто, как Кристоферу, и словно с того времени больше он в своей долгой, последовавшей затем жизни, в Париж не возвращался.

Ганнибал церемониально медленно свернул фольгу многократно и плотный ее квадратик засунул в карман пальто. После этого двумя руками аккуратно опустил трость в гроб, под ближнюю к себе стенку, по левую руку Поля. Собравшиеся подходили к «окошку» гроба, прощались с Полем и со стоявшим у его изголовья отцом. На лице Ганнибала отражались беспокойство и скорбь. Он нервно смотрел на подходящих к нему, кивал и тут же его взгляд уходил за их спины, убегал из церкви через открытую дверь церковных врат.

Отошли один за другим участники церемонии от гроба и остановились по обе стороны коридора, идущего от врат к алтарю, оставив коридор свободным для участников траурной церемонии. Один Ганнибал еще стоял у открытого «окошка» гроба. И четверо помощников ждали команды метрах в четырех. А Ганнибал опустил взгляд на пол, на свои блестящие остроносые туфли, снова ищущим взглядом коснулся церковных врат, обернулся к гробу, сделал шаг и уперся животом в его полированную стенку. Наклонился над «окошком», покачал головой, глядя на Поля, и, совершенно неожиданно, полез руками внутрь. Что-то поправил на костюме мальчика.

Андрюс словно глазами Ганнибала увидел Поля в последний раз, с руками – обычными руками – в рукавах новенького костюмного пиджака. Никаких следов от стальных конструкций, которые Поль был вынужден терпеть последние месяцы своей жизни. И совершенно нормальные, обычного жизненного цвета кисти с тонкими пальчиками, которыми он так хотел играть в шашки!

Ганнибал вдруг вытащил из гроба «золотую» трость и оглянулся на собравшихся, проверяя их реакцию. Они не выразили ничего ни жестами, ни взглядами.

Отец Поля кивнул стоявшим в четырех шагах. Они подошли. Один аккуратно опустил переднюю часть крышки гроба. «Окно» закрылось. Остальные вертели «лопасти» винтов, крепивших крышку гроба к его нижней части.

209